Елена Арент родилась в г.Междуреченске Кемеровской области.
Окончила машиностроительный институт в г.Луганске.
Работала инженером-технологом.
С 1992 года живет в г.Таганроге.
Сейчас -менеджер в городской газете «Таганрогская правда».
Пишет стихи со школьных лет.
* * *
Не говори с презреньем: «Пустота»
Все - из нее. Она – всему начало:
Песчинке, острову, ковчегову причалу
И дерзкому рождению Христа.
Что – пустота? Невидимый объем
Вне всяких форм, вне всякого плененья, -
С библейской неизбежностью вдвоем
Неспешно, шаг за шагом, к наполненью.
И, шаг за шагом, к поиску основ,
На твердь меняя хаос первозданный…
И было слово – первое из слов,
И плоть, и дух нетленный первозванный.
Все – таинство. Все – тайна до поры:
Молчанье недр, вулканов спящий норов,
Приют морских жемчужниц, лисьи норы,
Глубины, копи, тонкие миры.
Их будто нет, но, рано или поздно,
Все – явь, что взору явлено, и то,
Чей скрытый лик угадывать не просто.
Не говори незримому: «Ничто!»,
В который раз глотнув незримый воздух.
* * *
Половиною всех миров
Откупиться ль сумеет вечность
За святую свою беспечность,
За безмерность своих даров?
Что пожалует ей река –
Бесконечная лента странствий?
Вечность, вечность – в земном убранстве
Так доверчива и близка.
Пеленала рожденных нас
Материнскою звездной тканью,
Позволяла искать за гранью,
Говорила в безмолвный час.
Словно двери глухих темниц
Отворяла ключом пытливым
И стояла одна под ливнем
Озарявших ее зарниц.
* * *
Улицам кланяться в сонном безлюдии,
Дню замирать в озорном реверансе…
Вечер – предчувствие, вечер – прелюдия,
Стой, в мимолетности не признавайся.
Не торопись объясняться прохожему
В неотвратимом своем завершенье,
Стой до последнего, длись, обнадеживай,
В каждом оконце ищи отраженье.
Радуй закатом – и сможет не скоро
Стать откровеньем тому одинокому
Тень, незаметно бредущая около,
Ночь, незаметно вошедшая в город.
* * *
В непримиримом слепом огне
Бежала девочка от войны, -
И было страшно самой войне
От человеческой той вины.
Дивился омут лихих годин:
Судьбе под ноги ложилась гать,
Когда, младенца прижав к груди,
Звала святых молодая мать.
Когда, под взором чужих бойниц,
Седой, от ран умирал старик,
Седое небо склонялось ниц
От непосильных людских вериг.
Оно спасало. Наперекор.
И леденящую грело кровь.
И в богородичий тот покров
Живые веруют до сих пор.
* * *
Призыв невидимого горна
Дремоту зимнюю свергает,
Вода резвится и сверкает,
И ледостав забыт покорно.
Бушует, радуясь свободе,
Ручьев гулливая ватага.
Река танцует с ливнем танго,
Переполняя половодье.
Деревьев тонущих бравада,
Ни островков, ни линий прежних…
Легко, уверенно, безбрежно
Царит весенняя левада.
Пушкину
Карета. Черная крылатка.
И ветра вой.
И солнца тусклая лампадка
Над головой.
И зол январь. И взор прицелен.
И пульс так част:
Спешит, куражится, дуэли
Торопит час.
Дорогу путает поземка,
Судьбу пытаясь изменить.
Ее невидимая нить
Оборвалась, как выстрел звонкий.
Слагают ангелы осанну
Тому пути.
И не унять, не отвести
Всевышней скорби прикасанья.
Но Черной речки голос скован.
Поэта горестен причал:
Живой реке не вторить снова
Его речам.
* * *
Пусть неминуема страда,
Пшеничным золотом довольна,
Глазами прожитого поля
В мои глаза глядела даль.
Я позволяла ей одной
Быть собеседницей моею.
Что боль сплошною пеленой,
Что память кажется виной,
Кому еще сказать сумею?
Ей позволяла навещать
Былые сны, былое счастье,
Невольно истиной смущать,
Невольно вымыслом прельщаться.
И мы навек друг другу сестры.
А между нами версты, версты.
И мы приблизимся едва ль.
Но поля сжатого – с наперсток –
Безмерно жаль.
* * *
У капли, у огромности любой
Есть от небес непостижимость Данте,
Есть два предела, две бесспорных даты,
И между ними путница – любовь.
Она – и пилигрим, и поводырь
Для тех, кто ею избран был однажды,
Среди песков застигнутая жаждой,
Пустынница, просящая воды.
Ровесница мелеющему веку,
Она - от века первородный грех,
Желанная, зовущая наверх,
Сама вода, спадающая сверху.
Крылатая, взирает на Парнас,
Меняет облик, населяет земли…
Прими любовь – единственное зелье,
От нелюбви врачующее нас.
* * *
Берегами обручены,
Нас, конечно, дождутся пристани.
В эту раннюю осень близкими
Мы друг другом наречены.
Эта осень тепла и участлива
И понять нам дает сполна,
Что в ее расписных челнах
Мы с тобой на мгновенье счастливы.
Что заманчив прощальный лоск,
И пологи ее излучины,
Но не будет другого случая
Окунуться в осенний плес.
Что у дальних ее ворот
С облетевшею позолотою,
За туманною поволокою,
Где лишь сон да унылый брод,
Стынет осень. И мы – за ней.
Знает: время уходит славное,
За собой увлекая главное –
Эти несколько теплых дней.
И не будет других времен,
Чтоб вот так – в озаренье посланы.
И не будет светлей имен,
Тех, рожденных началом осени.
* * *
А я к тебе. Из юности далекой.
Не запирай дверей. Не задувай свечу.
Я – в дождь. Я вымокла. Мне одиноко.
Твой старый дом, - он мне до боли нужен,
Глядит на мир заплаканным окном.
Твой старый дом молчанием остужен.
Не ждешь, не спишь, влюбленный в непогоду.
Как долог путь к заветному крыльцу.
Как долог путь – несчитанные годы.
Слепая ночь. Сирени увяданье.
Нечеткость форм. Невысказанность губ.
А я – к тебе. Прости за опозданье.
* * *
Еще во всем угадывалась тишь.
Вдали к ладоням одиноких лодок
Стернею жался выжженный камыш.
В кувшины крохотных слободок
Стекали звезды с черепичных крыш.
У пристаней белесым частоколом
Качались мачты – колыбельный час.
Плечам открытых ветреных террас
Безлюдно было, холодно и голо.
Был южный воздух свежестью просолен.
Рассвет с ночных спускался облаков.
Песчаный берег щурился спросонок
И ждал к заливу первых рыбаков.
Авария
Те ненастные вечера
Лица прятали за вуали.
Вы, далекий еще вчера,
Над бедой моей колдовали.
Помню: с птицами заодно,
В непогожесть врываясь смело,
С этой скоростью заводной
Я не справилась - не сумела.
А по двум сторонам души
Пахли травы, пьянея сами.
Вы сказали: «Дыши, дыши…»
В безголосице шумных трасс
Различили мой тихий голос…
Я сказала: «Я здесь, я с Вами…»
Это после - мели снега.
Это после – любви не стало.
И летели сорочьи стаи
На заброшенные стога.
* * *
Окольцован юный сад
Ожиданьем снежных нег,
Ожиданьем белых лат,
Белых веток, белых век.
Он еще не испытал
Зрелой тяжести плодов.
Он еще настолько мал
Накануне холодов!
Пряжей глянцевых кольчуг
Он незримо оплетен:
Видно, саду по плечу
Вихри белых веретен,
Сказы опытных порош
И познание зимы,
И неведомая дрожь
От сознанья новизны.
* * *
Во всем архаика и медность,
Но как слышна
Грудного звука заповедность
И глубина.
Заговорят басы и трубы
Чуть-чуть смелей,
И губы вновь целуют губы
Поющих флейт.
Вспорхнет голубкой откровенье
Литых фанфар,
Коснется жарким дуновеньем,
И стихнет жар.
И, самый яркий в звукоряде,
Тот обертон
Вдруг затеряется в аркаде
Витых валторн.
Сродни живительному слову
И тайнам тайн,
Душа оркестра духового,
Не улетай!
* * *
Когда сокроют лепестки
Цветов мохнатые зрачки
И смоет вечер солнечную пыль,
Росой умоется земля,
Качая сонные поля,
Вплетая век в пшеничные снопы.
Ни звонов жалобных, ни гроз.
Узнают травы привкус грез,
Услады выпьет летняя река.
Оставив лучшую из бездн,
Скользнут на донышко небес
Земных сердец два ярких огонька.
Остынет луг, утихнет гам,
Прижмутся лодки к берегам,
Даря гребцам спасительный приют.
Забудет призрачный откос
Скитанья призрачных стрекоз
И нас двоих, стоявших на краю.
* * *
В одном ли зеркале, во множестве ль зеркал
Искала дерзкий шрам над бровью…
Не торопилась выронить бокал
С твоею нелюбовью.
Не торопилась в лязге поездов
Рассыпаться на строки
И уронить на белизну листов
Тень временной своей мороки.
* * *
Нева не коснулась ее колен.
Вниз не шагнули кони.
Теснились в беспечной своей кабале
Лип вековые корни.
Дождь с губ не молившихся слизывал соль,
К ногам приговор бросая.
Брела по граниту женская боль,
Растрепанная, босая.
Сентябрь примерял золотой парик.
Падал туман, подрезан.
Чайки седой материнский крик
Вел ее до подъезда.
Слово
Тепло свечи, раздумья вечерами…
Все было откровением строки:
Весенний гомон, листья под ногами.
И мрамор остывающей руки,
И хоры певчих в поднебесном храме,
Безмолвие луны в кромешной смоли,
И млечный след за вечною арбой,
И ты – крупинка океанской соли,
И я – ее смакующий прибой.
* * *
Солнце высветило плавни,
Сумрак раскачало.
Ты молчал о самом главном,
Я молчала.
Степь вдыхала пыль околиц,
Тихо пели в храме.
Бил в весенний колоколец
Жаворонок ранний.
Небо выше, небо ниже –
Крыльям тесны своды.
Я тебе не стала ближе
Той свободы.
* * *
Помнит старый патефон
Ваши трепетные пальцы,
Звуки сказочного вальса –
Полутанец, полусон.
Две души обнажены
И не думают о смерти.
Нет войны на белом свете
В полушаге от войны.
И по замкнутой меже
Бег заезженной пластинки…
Довоенных миражей
Две живые половинки,
Не делимые уже.
* * *
Не морозная нынче, не злая,
Белым пухом слепит дома,
Ничего о былом не знает
Зима.
Ничего не пророчат ветры,
Разнося новогодний бред,
Покрывая нежнейшим фетром
Ночь последнюю в декабре.
Году старому машут ставнями,
И, уже на исходе встреч,
Все не верится в расставание
И угасание свеч.
* * *
Листва, к огню попавшая в опалу, -
Ей все, что будет, кажется старо:
Все те же ветры с четырех сторон
Несут ее к последнему привалу,
И филигрань небесного овала
Все тем же подкупает серебром.
Стать отблеском, безрадостной гравюрой?
Едино все. Развеянной в дымах,
Ей видится роскошным день понурый:
Там светится шальная хохлома,
Там осени густые шевелюры
Не тронула зима.
* * *
Не кровь вытекает из вен –
Любовь моя строго судит.
Иные увешены судьбы
Мостками прощеных измен.
Иным, от костра до костра
Легко согреваться обманом,
Кружить над иссохшим лиманом
И виться вьюном вдоль оград.
Иным и вина – не вина,
А я вот гляжу по-осеннему.
На ранних сединах последним спасеньем
Пылает осенняя хна.
А я – обжигающий свет,
А я – из легчайшего воска.
Пылит по дорогам разбросанных лет
Неверности нашей повозка.
* * *
Мы писем ждем, как потепленья.
Понять не можем – как же это?
Зачем уходим без ответа,
Без сожаленья?
И, став бедою настоящей,
В ночной тиши холодных комнат
Нам одиночество припомнит
Давно пустой почтовый ящик…
Но снова вишни кровоточат –
И в сердце умирают зимы.
Хранят прощенье от любимых
Две пары строчек.
Так, год за годом повторяясь
И отменяя все возмездья,
Горят вишневые созвездья,
Нас примиряя.
* * *
Серебряный кубок – на звонкую медь,
С петлей – в озорную польку…
Много ступеней пройдено в смерть,
Никто не узнает, сколько.
Утренних улиц застынет слюда,
Вокзал удивит вокалом.
Знаю, другие есть города.
Знаю, тебя в них мало.
* * *
Ночь кричит птицею:
«Отвори!»
Слева боль спицею
До зари.
Поспешил волю дать,
Видно пьян,
Только вырваться – не летать
Соловьям.
Только плен вымолить –
Мало крыл.
Столько слов вымолвить
До поры!
Столько слез ливнями –
Не впущу!
Сердцу торопливому
Не прощу…
На окне белые кружева…
Что со мной сделали
Те слова!?
* * *
Снам – покой, душе – смятенье,
Паркам – дрема фонарей
И танцующие тени
В разноцветье октябрей.
Там невыплаканным утром,
Тороплива и слаба,
Осень робким перламутром
Серебрится на губах.
Там листва листвой примята,
И давно забыт покос,
И откуда, не понятно,
Запах мяты от волос.
* * *
Очаг старинный, треск сухих поленьев.
Чарует тайна заповедной дверцы.
И тонет, тонет маленькое сердце
Серьгой размякшей в мочке сновиденья.
За дверью этой – длинная дорога,
Смешные звери, речи милых кукол
И небо, небо – неизменный купол.
И верит мать в недремлющего бога.
И верит бог: пусть сказочно- кровавый
Распят закат, пусть бледен, пусть обуглен,
Отдохновенья преданные слуги –
У ног ребенка легким покрывалом.
* * *
После долгих зим отогрей,
Стань моей весной.
Всех нежнее будь, всех добрей
Ты со мной.
От безликих слов уведи
И от гиблых мест,
На исхоженных погоди
Ставить крест.
Подбери мотив к прежним дням,
Стань живой водой.
Если мало сил, разлюби меня
Молодой.
* * *
От себя ль скрывала,
От знакомых глаз?
Я тебя согревала
В последний раз.
Я тобой любовалась
На лихом ветру.
Я с тобой расставалась
До рассветных труб.
По упавшим листьям
В злую осень шла.
Неживые письма
Без остатка жгла.
Были два светила,
Два огня в ночи.
Мне того хватило,
Что в моей печи.
* * *
Летят листы, никто судить не вправе.
Их вещий сон - невидимый возница.
Он не случаен. Он к исходу правит.
Как зеркала в стареющей оправе,
Темнеют луж растерянные лица.
В них только осень прожитым метелит,
Прощальным пеплом под ноги ложится.
И плачут ветки: вновь осиротели.
Как это просто – чьей- то быть потерей.
Как это больно – вдруг всего лишиться.
* * *
Стоялых вод слоистая слюда
На солнце остывающем змеится
И молится таинственным следам
Единственного в мире очевидца.
Никто, никто не ведает числа
Ослизлых водорослей, раковин придонных…
Лишь ветер-лодочник, да плеск его весла
Приюта ищет осени бездомной.
|